Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

— Твой муж торговал людьми?

Рицпа услышала в голосе Атрета мрачные нотки.

— Нет, — сказала она, удивившись тому, откуда у него такие мысли.

— Халев сражался в Риме, — сказал Атрет. — Откуда твой муж мог знать о нем, если он не торговал гладиаторами?

Тут Рицпе, наконец, стало все ясно.

— Атрет, в мире много людей, носящих такое имя. Тот Халев, в честь которого я назвала твоего сына, жил много лет назад. Он вместе с Моисеем пришел из Египта. Когда народ подошел к обетованной земле, Моисей послал двенадцать человек в Ханаан для разведки. И когда они вернулись, Халев сказал Моисею и всем остальным, что та земля, которую Бог им дал, хороша и богата, и они должны взять ее себе, а другие разведчики испугались. Они решили, что хананеи слишком сильны и что иудеи не смогут завоевать эту страну. Моисей согласился с ними, а не с Халевом. И все люди этого поколения скитались по пустыне. И когда прошло сорок лет, в обетованную землю из этого поколения смогли войти только Халев, сын Иефонниин, и Иисус, сын Навин. Только они до конца следовали Господу. Даже Моисей, который дал всему народу закон, так и не ступил на обетованную землю. — Вытянув ноги, Рицпа положила малыша на колени. — Тот Халев был человеком сильной веры и по–настоящему смелым.

— Это иудейское имя, а мой сын германец.

Рицпа подняла голову.

— Наполовину германец.

Атрет так резко выпрямился, что Рицпа снова испугалась. Какое–то время он смотрел на нее, потом отошел в сторону, прислонившись спиной к стене, справа от окна. Его лицо теперь было скрыто от лунного света.

— У него должно быть германское имя, — сказал он и замолчал, ожидая возражений.

— И какое имя ты бы хотел ему дать, мой господин?

Над этим Атрет еще не думал.

— Гермун, — решительно сказал он. — Как моего отца. Он был настоящим воином, хаттом, и умер геройски, в битве с римлянами.

— Халев Гермун, — сказала Рицпа, прислушиваясь к тому, как это имя звучит.

— Гермун.

Она захотела возразить, но тут же замолчала и опустила голову. Сварливая женщина хуже протекающей крыши. А ребенок, что ни говори, принадлежал ему. Рицпа снова подняла голову.

— Гермун… Халев? — задумчиво произносила она имена, предлагая компромиссный вариант. — Смелый воин, обладающий сильной верой.

Атрет ничего не сказал в ответ, оставаясь в тени.

Под его пристальным взглядом Рицпа чувствовала себя крайне неуютно. О чем он думает?

— А кто был тот Халев, о котором ты говорил?

— Гладиатором из Иудеи. Одним из пленников Тита, — в голосе Атрета слышалась горечь.

— Он жив?

— Нет. Мы сражались на арене. Я победил.

Его голос был ровным и безрадостным, и Рицпа вдруг почувствовала, что ей жаль его.

— Ты хорошо его знал?

— Гладиаторы лишены радости знать друг друга.

— Но если бы у тебя были друзья, ты наверняка хотел бы, чтобы он был среди них.

— Зачем ты мне это все говоришь? — холодно спросил он.

— Тебе горько, и ты до сих пор его помнишь!

Вдруг Атрет резко засмеялся.

— Я помню их всех! — он уперся затылком в стену и закрыл глаза. Он не мог их забыть. Каждую ночь перед его глазами вставали их лица. Он видел их глаза, их кровь, стекающую на песок арены. Никакое количество выпитого вина не могло стереть это из его памяти.

— Мне жаль, — тихо сказала Рицпа.

Не поверив своим ушам, Атрет посмотрел на нее. Его разозлили слезы в ее глазах, потому что, сколько он себя помнил, женские слезы всегда были направлены против него. Оттолкнувшись от стены, он снова склонился над Рицпой и пристально уставился ей в глаза.

— Почему ты меня жалеешь? — прохрипел он.

Рицпа не испугалась.

— У тебя была такая тяжелая жизнь.

— Зато я выжил.

— Какой ценой…

Он холодно усмехнулся и снова выпрямился.

— Было бы лучше, если бы я погиб, так? И тогда этот ребенок был бы твоим.

— Если бы ты погиб, Халев вообще бы не родился. А он — Божий дар, который стоит любых страданий.

Атрет выглянул в окно и посмотрел на пустой двор и окружающие его толстые стены. Ему показалось, что он снова в лудусе. Ему захотелось закричать и сокрушить все эти стены.

Рицпа чувствовало его гнев настолько остро, что ей казалось, будто рядом с ней стоит какое–то темное, мрачное существо. Она ощущала губительную силу этого гнева и ту ужасную опасность, которую он нес в себе. Что она могла сказать, чтобы смягчить сердце германца? Она не могла отыскать нужных слов. Она даже не могла представить себе его прошлую жизнь, да и не была уверена, нужно ли ей об этом знать. Ее собственная жизнь тоже была несладкой. И у нее не было ни сил, ни веры, для того чтобы разделить с этим отчаявшимся человеком его тяготы.

Наконец Атрет повернулся к ней.

— Мы не закончили тот разговор, который начали сегодня днем.

Рицпа понимала, что Атрету нужно что–то вроде поединка, и было очевидно, что она была единственным соперником, с которым он мог бы теперь сражаться.

Мы на неверном пути, Господи. Он может погубить мое сердце.

— Сколько времени ты была замужем?

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь?

— Надо, раз спрашиваю! — оборвал ее Атрет, после чего не без тени иронии добавил: — Ты, кажется, сказала, что никогда не будешь лгать.

— Не буду.

— Тогда отвечай.

Она грустно улыбнулась ему.

— А если я отвечу, ты уйдешь?

Он даже не улыбнулся.

— Я уйду тогда, когда сам захочу.

Рицпа медленно вздохнула, подавляя в себе желание бороться с ним так, как он того хотел.

— Я была замужем три года.

Халев застонал во сне, и она взяла его на руки.

Атрет наблюдал за тем, как она обернула ребенка в свою шаль и крепче прижала к себе.

— Ты была верна своему мужу?

Рицпа подняла голову и посмотрела Атрету в глаза.

— Да, я была ему верна.

Он чувствовал, что она что–то скрывает, и присел перед ней на корточки, глядя на нее сощуренными глазами.

— В нашем племени неверную жену раздевали и секли перед всеми односельчанами. А потом убивали.

В глубине души Рицпы вспыхнул гнев.

— А мужчину?

— О чем ты, какого мужчину?

— В измене участвуют два человека, разве не так?

— Но соблазняет женщина.

Рицпа тихо засмеялась.

— А мужчина, значит, идет у нее на поводу, как безмозглый скот?

Атрет сжал кулаки, вспомнив о том, как легко поддался обаянию Юлии.

Рицпа снова положила Халева к себе на колени.